Научные результаты

2021 год

В 2021 году научный коллектив пришел к следующим выводам. Во взаимоотношениях Японии с восточноазиатскими соседями «исторические войны» являются злободневной нормой. В отношениях с Россией громких публичных скандалов на эту тему не наблюдается: несмотря на разность подходов, здесь отсутствуют взаимные дипломатические претензии и иные упреки. Однако в каждой из стран сформированы два разнонаправленных нарратива, которые адресованы гражданам своих собственных стран и изображают прошлое в разнонаправленных парадигмах. Сформировавшееся на данный момент в наших странах общественное сознание, парадигмы самовосприятия вряд ли уже будут изменены. Это дополнительно подтверждается тем фактом, что формирование этих парадигм шло на протяжении многих десятилетий, о чем свидетельствует, в том числе, и проведенное детальное изучение специфики отношения к вопросам исторической памяти как в нашей стране, так и в Японии в середине-второй половине XX века.

Важным направлением исследований в сфере изучения аспекта исторического памяти в российско-японских отношениях было изучение проблемы современного отношения российского общества к японской интервенции на востоке России. Несмотря на пересмотр и переоценку событий и итогов гражданской войны 1918–1922 гг., в современном российском обществе отношение к японской интервенции почти не изменилось, а в описаниях ее сохраняются старые советские штампы. Причина такой ситуации не только в преобладании в современной России положительного восприятия политики большевиков и важного значения наследия Русско-японской и Второй мировой войн, но и в том, что антибольшевистские силы, не получив ожидаемой помощи от Японии, также сохранили большие претензии к своим союзникам. Трансформация крайне негативного восприятия японской интервенции возможна лишь с восстановлением полной исторической картины участия иностранцев гражданской войне в России. освобождения этой картины от пробелов и пропагандистских штампов.

Было показано, как менялся образ Японии в СССР в довоенный период: образ Японии в период 1930–1935 гг. под влиянием изменений, происходивших между двумя странами в этот период, прошел определённую эволюцию от образа страны-партнера, с которой СССР имеет нормальные отношения, до страны-агрессора, которая постепенно подготавливает полномасштабную войну против СССР. Также был сделан вывод о том, что на сегодняшний день сформирована противоречивая картина советско-японской войны 1945 г., а в литературе и в общественном сознании сохраняются различные представлены и оценки. Это обусловлено как ограниченностью источниковой базы, так и разными политическими и морально-этическими установками авторов текстов. Непосредственно примыкающей к этому, но также имеющей и важное самостоятельное значение проблемой является продолжение дискуссии по проблеме Хабаровского процесса 1949 г. – исследование этого вопроса позволило выявить причины сохранения разнящихся взглядов и споров вокруг итогов этого события, ставшего одним из краеугольных камней с точки зрения закрепления итогов Второй мировой войны в Азии и решающей роли нашей страны в победе над милитаристской Японией.

Можно сказать, что к данному моменту ситуация в российско-японских отношениях по поводу вопросов исторического прошлого складывается таким образом, что политики – в какой бы из этих стран они не осуществляли свою деятельность – уже вряд ли смогут или захотят кардинально поменять основы трактовки знаковых событий без риска для своих карьер, поэтому в дальнейшем скорее всего следует ожидать дальнейшее укрепление имеющихся идентичностей.

Сделанные выводы во многом подкрепляются и изучением специфики того, как проблемы исторического прошлого вообще и ответственности за военное и колониальное прошлое в частности преломляются в общественно-политическом дискурсе самой Японии. Исследователи пришли к выводу, что ключевым элементом этой национальной памяти является представление о японском народе как, прежде всего, жертве войны. Причем этот тезис фактически разделяется представителями почти всех сегментов политического спектра. Разница лишь в том, что для левых сил, стоящих на пацифистских позициях, виновником войны является милитаристский режим, а правые и, в том числе, политики, придерживающиеся более или менее открытых ревизионистских позиций, в той или иной степени готовы оправдывать японское правительство того времени, подчеркивая, что ответственность за развязывание войны несут и страны, против которых Япония воевала.

Историческая ретроспектива развития проблем исторической памяти во внутрияпонском политическом дискурсе показывает, что в первые послевоенные десятилетия вопрос о, собственно, ответственности японского государства и общества за войну занимал в японской общественной и политической жизни относительно периферийную роль, а важным пунктом внутриполитической повестки дня вопрос об ответственности за войну стал лишь к концу XX века. В итоге, на данный момент по вопросу о трактовке военного прошлого в японской политической и общественной жизни сложилось определенное равновесие: политическое руководство (и, прежде всего, правящая Либерально-демократическая партия) в целом признает ответственность Японии, но предпочитает не акцентировать внимание на этом вопросе, подчеркивая не столько вину своей страны за прошлое, сколько ее обращенность в будущее и важность уроков войны с точки зрения сохранения приверженности Японии ценностям свободы, мира и демократии. Открыто ревизионистские и оправдательные по отношению к милитаристской Японии взгляды хотя и могут быть обнаружены (и, в целом, не являются настолько табуированными, как в другой стране, несущей на себе ответственность за развязывание Второй мировой войны – в Германии) по-прежнему остаются уделом политических маргиналов, но и глубокого раскаяния в прошлых событиях также практически не наблюдается.

Опираясь на эти результаты, а также на выводы, сформулированные в предыдущие годы, члены рабочей группы продолжили исследование влияния проблематики исторической памяти на отношения Японии с отдельными странами-соседями по Азиатско-тихоокеанскому региону.

В сфере изучения проблем исторической памяти в японо-китайских отношениях выводы были следующими. Историческая память остается серьезным препятствием для развития японо-китайских отношений на современном этапе. Проблемы, связанные с военным прошлым, вносят серьезный вклад в формирование негативного имиджа Японии в Китае, а Китая – в Японии.

Диахронический аспект этой стороны японо-китайских отношений таков, что историческая память выходит на международную повестку японо-китайских отношений лишь в 1980-1990-х гг. В этот период наблюдается эскалация напряженности, и своей кульминации проблема достигает в начале 2000-х годов, когда резкий протест стран-соседей Японии вызывают регулярные визиты японского премьер-министра Дз. Коидзуми в храм Ясукуни. В 2012 году правительство Японии объявило о национализации спорных островов Сэнкаку/Дяоюйдао, и это привело к очередной волне массовых протестов во всех крупных городах КНР. Вместе с событиями, спровоцировавшими масштабные антияпонские выступления и усилившими напряженность в японо-китайских отношениях, на повестку дня выходит весь комплекс проблем исторической памяти.

Исследование тенденций развития японо-китайских отношений и динамики восприятия проблем исторического прошлого в послевоенный период в обеих странах позволило сделать вывод о том, что наблюдаемая в настоящее время напряженность во многом обусловлена расхождением траекторий исторической памяти в Китае и Японии. В то время как в Японии историческая память подверглась трансформации, связанной со стремлением американской администрации, а затем – правительства Японии к обеспечению социальной стабильности и смягчению послевоенной травмы, в Китае происходили противоположные процессы: принятый в КНР после 1980-х гг. политический курс на укрепление национального единства (в первую очередь с помощью таких инструментов, как система образования, создание сети исторических мемориалов и работа СМИ) способствовал усилению антияпонской риторики и формированию соответствующих настроений в китайском обществе. В результате катализатором международных конфликтов на современном этапе становится, с одной стороны, происходившее на протяжении послевоенных десятилетий стирание памяти о войне в Японии, с другой – усиления акцентов в восприятии событий военного прошлого в Китае, возникшее вследствие принятого политического курса.

В исследованиях, касающихся японо-китайских отношений и влияния на них вопросов исторического прошлого, изучена специфика восприятия китайцами событий антияпонской войны, а также роли государства в формировании коллективной исторической памяти в КНР в годы «обновления» этой памяти в 80–90-е гг. ХХ в. При этом в ходе исследования специфики восприятия в китайском обществе событий антияпонской войны (1937–1945 гг.) был сделан вывод, что, хотя политика властей в 1980-90-х гг., направленная на воспитание у молодёжи чувств патриотизма и национального единения, по факту приводила к росту антияпонских настроений, целью этой просветительской политики была не антияпонская риторика сама по себе, а стремление китайского руководства сплотить нацию, укрепить престиж КПК и подтвердить авторитет власти в ходе модернизации страны. Эмоциональная составляющая идеи сплочения нации на основе антияпонских настроений дополнительно усиливала осознание китайским народом необходимости следования курсу КПК.

Проанализировав тенденции и специфику влияния проблем исторической памяти на отношения Японии с КНР, авторы пришли к выводу, что на данный момент одной из главных проблем исторической памяти в японо-китайских отношениях является недостаточная, по мнению Китая, компенсация японской стороной морального ущерба, а именно – восприятие в КНР японских извинений за прошлую агрессию как недостаточно сильных. Японская риторика, связанная с войной (в том числе извинения, их сроки и формулировки) определялась задачами внутренней и внешней политики страны, которые усложнялись с течением времени. Определенную роль играла тенденция к забвению в Японии событий Второй мировой войны и стремление политических лидеров снять с современных поколений ответственность за прошлые преступления милитаристов. В свою очередь, восприятие в Китае японских извинений, как и отношение ко всему комплексу проблем исторической памяти, определялось курсом на укрепление национального единства, принятым в КНР после 1980-х годов, который способствовал усилению антияпонской риторики и формированию соответствующих настроений в китайском обществе. Вместе с тем сложности в достижении взаимопонимания по вопросам исторической памяти не сводятся к политическим причинам и связаны также с социокультурными факторами (столкновение японской культуры высокого контекста с потребностью китайского общества в большей прямолинейности) и проблемами менталитета (в частности, с эмоциональной реакцией китайской стороны на возникающие проблемы).

Роль исторической памяти в японо-тайваньских отношениях определяется следующим. В 1895 году, после Японо-китайской войны, в соответствии с Симоносэкским договором Тайвань был передан Японии и имел статус колонии Японкой Империи до 1945 года. Находясь в подчиненном положении, жители Тайваня, как и жители Кореи (также японской колонии того периода), попадали под мобилизацию в императорскую армию и участвовали в сражениях на стороне Японии. Включение в «списки героев» храма Ясукуни подданных Японии является еще одной неотъемлемой частью комплекса проблем исторической памяти. Требования об исключении душ японских подданных из списков Ясукуни стали особенно часто предъявляться жителями Кореи и Тайваня в 2000-е годы (что находило поддержку и в СМИ материкового Китая), когда произошло общее обострение международной обстановки. Однако позиция японского суда, как и позиция самого храма, остается в большинстве случаев непримиримой, что обусловлено государственным значением Ясукуни и его ключевой ролью в обеспечении национального единства, основанного на исторической памяти японского народа.

Изучение особенностей формирования коллективной памяти о колониальном периоде на Тайване и её влияния на современные японо-тайваньские отношения позволяет автору утверждать, что переход дискуссий по вопросам истории в плоскость политики и межпартийного противостояния стал для Тайваня типичным с тех пор, как остров встал на путь демократического развития с опорой на своих стратегических союзников — США и Японию. Вспыхнувшие в 2001 г. споры вокруг проблемы «женщин для утешения» продемонстрировали разобщенность тайваньского общества по вопросу интерпретации японского колониального правления и вместе с тем, по сути, сформировали подход ДПП к урегулированию проблем, связанных с историческим прошлым: не позволять проблемным вопросам истории выходить за пределы Тайваня с тем, чтобы сохранить тесные дружественные отношения с Токио, жизненно важные для Тайбэя в условиях его противостояния КНР и стремления острова к самостоятельности на международной арене.

Рассмотрены подходы руководства Китайской Республики к интерпретации событий военного прошлого Японии первой половины ХХ в. и трактовке колониального периода тайваньской истории. В этом контексте были проанализированы факторы, способствовавшие появлению проблемы «женщин для утешения» на внутриполитической повестке, и попытки решения этого вопроса властями Японии и Китайской Республики в 1990-е гг. Подробно рассмотрен период президентства Чэнь Шуйбяня (2000–2008 гг), когда Токио и Тайбэю удавалось сохранять неизменно высокий уровень политических контактов и поддерживать тесное сотрудничество во всех областях, несмотря на актуализацию проблемы «женщин для утешения», ставшей отправной точкой для нового витка дискуссий относительно колониального прошлого острова и роли Японии в становлении современного Тайваня.
В результате исследования были сделаны выводы о том, что вопросы исторического прошлого, приобретавшие актуальность в тот или иной период новейшей истории Тайваня, как правило, представляли собой лишь часть более общих дискуссий относительно национальной идентичности жителей острова и поиска моделей дальнейшего развития общества и государства.

Продолжено изучение проблем исторической памяти в отношениях Японии с государствами Корейского полуострова. Был подробно изучен ключевой для судьбы корейского государства и корейского народа период между окончанием Русско-японской войны и аннексией Кореи Японией в 1910 г. В результате этого был сделан вывод, что суверенитет Кореи Портсмутским мирным договором не был поколеблен. Хотя по договору Россия признавала за Японией преобладающие политические, военные и экономические интересы в Корее русское правительство «не имело в виду нарушать принцип независимости Кореи», положенный в основу политики России на Дальнем Востоке. При этом признание оговаривалось зафиксированным в протоколе конференции обязательством Японии не принимать без согласия правительства Кореи мер, затрагивающих суверенитет последней. Это признание стало единственным внешнеполитическим препятствием на пути к полному уничтожению независимости и территориальной неприкосновенности Корейского государства Японией еще на протяжении целых пяти лет после Портсмута.

Изучение современного состояния дискурса корейских государств в отношении вопросов исторической памяти позволяет говорить, что Северная Корея критикует Японию по вопросам исторической памяти с тех же позиций, теми же методами и по тем же вопросам, что и Южная. Основные темы связаны с исторической травмой, нанесённой корейскому народу японским колониализмом: принадлежность о. Токто, проблема «женщин для утешения», принудительный труд корейцев в метрополии и т. д. В последнее десятилетие северокорейская критика Токио стала интенсивнее, чем ранее. Одна из основных причин – политическая эксплуатация проблемы похищенных спецслужбами КНДР в 1970-80-е гг. японских граждан. Националистические круги превратили этот вопрос фактически в одну из проблем исторической памяти, и уже к 2010-м гг. она вытеснила для Токио всю двустороннюю и многостороннюю повестку взаимодействия с Северной Кореей.

КНДР предъявляет Токио почти те же исторические претензии, что и Республика Корея. Большинство из них связано с непреодолённой исторической травмой колониального владычества 1910–1945 гг. и неполнотой признания итогов Второй мировой войны Японией. Для Севера и Юга наиболее значимы одинаковые сюжеты: это принадлежность о. Токто, проблема «женщин для утешения», принудительный труд корейцев в метрополии и т. д. Несмотря на остроту межкорейского соперничества, в прессе КНДР и Республики Корея нередко можно встретить материалы в поддержку соотечественников из другой половины страны в их критике Японии. Методы работы с историческими вопросами тоже сходны: северокорейские претензии по вопросам памяти, как и на Юге, как правило, исходят от общественных организаций, а затем осуждение может продолжаться на официальном уровне в зависимости от конъюнктуры. Нередко сегодняшнее «предосудительное» поведение Японии выводится из её прошлых грехов, нежелания современного политического руководства страны признать прошлое и раскаяться, а также подразумеваемой прямой преемственности между деятелями милитаристской эпохи и нынешними японскими лидерами.

Хотя весь исторический миф КНДР построен вокруг самостоятельной победы Ким Ирсена и его партизан над японскими захватчиками, Пхеньян не выступал с антияпонских позиций, пока просматривалась возможность нормализации отношений с Токио. Однако с 2000-х гг. не без участия кругов, близких к Абэ Синдзо, в Японии нарастало внимание к проблеме похищенных спецслужбами КНДР в 1970-80-е гг. японских граждан. Этот вопрос быстро превратился в острую проблему исторической памяти и уже к 2010-м гг. для Токио подменил собой всю двустороннюю и многостороннюю повестку взаимодействия с Северной Кореей. В ответ Пхеньян стал все чаще припоминать восточному соседу исторические обиды.

2020 год

Участники научного коллектива продолжили изучение истории и текущего состояния проблем исторического прошлогов отношениях Японии с Китаем, Тайванем, государствами Корейского полуострова и Россией, а также места и роли этих проблем во внутриполитическом дискурсе современной Японии.

Показаны попытки корейского императора подчеркнуть независимый статус Кореи, борьбе с насильственно навязанным Корее протекторатом, договор об установлении которого он так и не подписал, искал случая проявить свою личную самостоятельность. Были освещены попытки Коджона вынести вопрос о деяниях японцев Корее и решение дальнейшей судьбы вверенного ему государства на рассмотрение международного суда, в частности, Гаагской конференции.

Показана позиция российских дипломатов по вопросу о своевременности возбуждения вопроса о независимостиКореи на конференции в Гааге. Впервые подробно рассмотрена история поездки в апреле 1907 г. в Гаагу на 2-юмирную конференцию уполномоченных корейского императора для выступления с разоблачением действий японскогоимпериализма в защиту суверенитета Кореи, а также информирования держав, что договор 17 ноября 1905 г. былКорее навязан и что корейское правительство хотело бы восстановить прямые дипломатические отношения синостранными государствами. Освещены реакция японских властей на прибытие и выступление в Гааге корейскихделегатов и использование японским правительством Гаагского инцидента в качестве повода для свержения Коджона.Воссозданы главные шаги Японии на пути к окончательной аннексии Кореи, включая навязывание 24 июля 1907 г.Корее «Договора семи статей», передачу в руки японского генерал резидента контроля над всей корейскойзаконодательной и исполнительной властью, а также уничтожение корейской армии.

Проанализированы причины актуализации проблем исторического прошлого в японо-китайских и японо-тайваньскихотношениях, определено место, которое занимают эти вопросы во взаимоотношениях Токио и Пекина, а также Токио иТайбэя на современном этапе. Изучены подходы КНР к интерпретации вопросов истории, связанных с войнойсопротивления (антияпонской войной 1937–1945 гг.), которые были характерны для второй половины ХХ в., периодаскачкообразного развития японо-китайских отношений в 2000–2005 гг., во время «приглушения» проблемисторического прошлого в 2006–2009 гг., их актуализации на фоне обострения территориальных споров между Токиои Пекином в 2010–2013 гг., а также в период «разморозки» двусторонних отношений и обновления подхода квопросам прошлого.

В публикации, посвященной японо-тайваньским отношениям в контексте вопросов исторического прошлого,рассмотрены подходы руководства Тайваня к решению проблемы «женщин для утешения», её связь свнутриполитическими процессами на Тайване и её влияние на взаимоотношения между Токио и Тайбэем (1990-е гг. –2008 гг.). Изучена специфика японо-тайваньского взаимодействия в период актуализации спора о принадлежностиостровов Дяоюйдао/Сэнкаку при президенте МаИнцзю (2008–2016 гг.).

Вопросы исторического прошлого, хотя напрямую не сказываются на развитии традиционно тесных отношений Токиои Тайбэя, тем не менее, играют важную роль в формировании такого феномена как «тайваньская идентичность» иоказываются неразрывно связанными с самыми насущными проблемами внутренней и внешней политики КР.

Проблема исторической памяти в японо-китайских отношениях проанализирована с точки зрения чувства вины Японииза агрессию военного периода. Исследование проведено с двух основных ракурсов: первая часть статьи посвященапроблеме компенсации морального и материального ущерба со стороны японского государства пострадавшим странам,вторая – чувству вины японского народа, связанному с осознанием трагедии произошедшего.

Рассмотрение проблемы с позиции японского государства позволило выявить и систематизировать причины, покоторым китайская сторона считает японские извинения и компенсацию материального ущерба слишком поздними инедостаточными. Исследование эволюции исторической памяти в послевоенный период показало, что представление овойне в современном японском обществе не является целостным и всеобъемлющим. В связи с этим сделан вывод о том,что формирование отношения к войне в Японии происходило под воздействием политических факторов и в условияхпослевоенной травмы, трансформировавшей общественное сознание.

Объектом исследования является также проблема посещения японского храма Ясукуни, в котором со времён периодаМэйдзи почитаются души воинов, отдавших свои жизни за родину и императора. Было проведено исследованиявопроса о посещении храма Ясукуни японским премьер-министром Дз.Коидзуми и дана оценка действий премьер-министра японской и китайской сторонами. С использованием японских и китайских источников проведеносопоставление точек зрения Китая и Японии на проблему храма Ясукуни в период нахождения у власти Дз. Коидзуми.Рассмотрены и проанализированы официальные заявления МИД двух стран, результаты опросов общественногомнения, публикации СМИ, мнения экспертов.

Анализ широкого круга источников показал, что с китайской стороны сохраняется чувство глубокой обиды навосточного соседа. Ракурс, с которого воспринимает проблему Ясукуни японская сторона, оказывается для Китаянеприемлемым, и она остаётся камнем преткновения в развитии японо-китайских отношений. Выводы, сделанныеавторами публикации, полезны для понимания точек зрения сторон, которое является необходимым условиемурегулирования проблемы в будущем.

В публикациях рассматриваются вопросы исторического прошлого, ставшие причиной для конфликта в отношенияхЯпонии и Республики Корея, продолжающегося с момента их нормализации в 1965 году. Исторические обиды давноуже вышли за рамки академических споров, став частью политического дискурса. Создавая деструктивнуюпсихологическую атмосферу в двусторонних отношениях, эти конфликты находят проявление в эмоциональныхуличных выступлениях и демонстрациях, взаимном обмене обвинениями со стороны представителей правительства идаже в отзыве послов.

Важнейшей из причин конфликтных отношений по вопросам исторического прошлого является неудовлетворенностьюжнокорейской стороны условиями нормализации двусторонних отношений с Японией в июне 1965 года, согласнокоторым стороны отказывались от любых взаимных претензий, связанных с периодом японского колониальногоправления, при одновременном принятии Японией обязательства оказать южнокорейскому правительству финансовуюпомощь, обусловив ее целями экономического развития. Многие южнокорейцы считают, что Япония должным образомне раскаялась и не понесла должного наказания за свое колониальное господство в Корее, а реальные его жертвы так ине получили от Токио достойных компенсаций. Наибольший общественный резонанс среди нерешенных проблемисторического прошлого имеет проблема «женщин для утешения» и проблема насильственной трудовой мобилизациикорейцев, перевезенных в годы войны в метрополию. В Японии же полагают, что руководство страны в прошлом уже вдостаточной степени выражало свои извинения и что проблема материальных компенсаций уже полностью решена.

Еще одна проблема исторического прошлого в японо-южнокорейских отношениях – проблема принадлежности скалЛианкур (также известных как остров Токто или Такэсима). Различные официальные структуры и общественныеорганизации Республики Корея прилагают немалые усилия для продвижения своей точки зрения на историю острова, вто время как сам предмет разногласий и без того контролируется Сеулом. Стороны выдвигают различные историческиеаргументы, уходящие в ранее средневековье, однако вопрос превратился в международно-политический сравнительнонедавно – в середине XX в. В последние несколько десятилетий проблема Токто наряду с другими вопросам прошлогоотравляет японо-южнокорейские отношения. Анализ демонстрирует, что конфликт является отражением и следствиемсклонности руководящих элит эксплуатировать коллективную память и националистические настроения для достижениякраткосрочных политических целей. Исторические споры наподобие разногласий о принадлежности Токто на первыйвзгляд не являются значимым фактором нестабильности, однако в последнее время они всё чаще негативно влияют нареальное сотрудничество. Тем не менее, политики продолжают играть с националистическими настроениями,подталкивая стороны с каждым витком всё ближе к открытому конфликту.

Российские аспекты проблемы исторического прошлого в отношениях Японии с соседями изучены по несколькимнаправлениям. Прежде всего, было проведено всестороннее рассмотрение проблем становления и развития военногояпоноведения в начале ХХ в. Ее актуальность обусловлена тем, что современные проблемы российско-японскихотношений во многом определяются военным противостоянием и многочисленными войнами и конфликтами,имевшими место в первой половине ХХ в. Военные пришли в японоведение одновременно со становлением высшегояпоноведческого образования в России. Офицеры расквартированных на Дальнем Востоке частей русской армииизучали японский язык и Японию вместе со студентами, и в начале ХХ в. их число было примерно равным. Первыевоенные японоведы отдавали приоритет науке и образованию перед службой в армии или успешно совмещали их.Совместное обучение офицеров и студентов оказало большое влияние на все стороны жизни и деятельностиВосточного института, вызывало недовольство как профессорско-преподавательского состава, так и российскоговоенного руководства. Несмотря на большие успехи в деле подготовки офицеров-японоведов в Восточном институте,первоначальная система японоведческой подготовки была подвергнута реформированию, но заложенные принципы итрадиции в целом сохранились до революции 1917 г.

Другой важной исследовательской темой в контексте проблематики проекта является вопрос о японской интервенциина Дальнем Востоке России. Посредством политико-пропагандистской литературы в советском обществесформировалось ложное представление об интервенции как агрессии против России и попытке территориальныхзахватов Японской империи. что во многом связано со слабой изученностью истории японской интервенции.Обращение к источникам антисоветского происхождения, как архивным, так и опубликованным, позволило увидетьсложную и противоречивую картину событий 1918-1922 гг. на Дальнем Востоке. В результате анализа источниковвосстановлена более объективная картина событий, позволяющая утверждать, что цели японской интервенции напротяжении этого длительного периода корректировались, изменялось и отношение к ней со стороны русскогообщества. В отношении к Японии на востоке России были и значительные региональные отличия. Более лояльно кяпонской интервенции, с большим доверием к политике Японии на востоке России относились в Приморье.

Был изучен огромный массив современной исторической литературы по темам японской военной интервенции наДальнем Востоке и Сибири во время Гражданской войны в России. Показана взаимосвязь развития историографиирусско-японских отношений с общественными представлениями и целенаправленной пропагандой элит и властей. Всилу особенностей геополитического положения России все проблемы международных отношений на ДальнемВостоке рассматривались через проблему территориальной целостности страны. В годы Гражданской войныбольшевики успешно использовали антияпонские фобии для борьбы с политическими противниками.

Исследовательской группой показано, что сформированные на разных этапах советско-японского противостоянияполитико-пропагандистские установки были перенесены в работы по истории японской военной интервенции.Исследовательской группой проведен анализ образа Японии в Советской Союзе в довоенный период, на основематериалов советской прессы, выходившей в Западной и Восточной Сибири. Делается вывод, что образ Японии настраницах газет опирался на два основных постулата: Япония как агрессор и Япония как торгово-экономическийпартнер. Его формирование проводилось в рамках активной антияпонской и антифашисткой пропаганды, котораяполномасштабно проводилась на территории всего Советского Союза.

Еще одно направление исследований - сопоставительный анализ современных национальных идентичностей в Россиии Японии, а также исследование роли совместного исторического прошлого ХХ в. и его влияния на формированиеколлективной памяти двух народов. Укрепившиеся в обществах обоих государств разнонаправленные взгляды насобытия Второй мировой войны рассмотрены в контексте имеющихся взаимных претензий. В ходе анализа удалосьвыяснить следующее.

В современной России победа над Японией по-прежнему воспринимается лишь как дополнительный эпизод великойПобеды 1945 г. и остается сугубо во внутриполитической повестке дня. Претензии, звучавшие в советское время, –поражение 1905 г., пограничные конфликты к. 1930-х гг., планы нападения на СССР, разработка бактериологическогооружия, – находились в относительно актуальном идеологическом обороте, но сейчас фактически не используются,подтверждением чему является отсутствие художественных трактовок этих событий: за последние тридцать лет небыло снято ни одного исторического фильма и не было опубликовано ни одного художественного произведения на этитемы. На общегосударственном уровне также не проводятся какие бы то ни было официальные мероприятия,посвященных разгрому Японии, кроме локальных коммемораций в некоторых регионах Дальнего Востока, главнымобразом Сахалинской области, где военное прошлое является фактом местной исторической идентичности.

Список же японских претензий – нарушение пакта о нейтралитете 1941 г., вступление в войну в самый критическиймомент для страны, пленение солдат и офицеров Квантунской армии и высылка местного населения губернаторстваКарафуто – хотя и имеет несколько большую актуальность, тем не менее, остаются системой аргументации «длявнутреннего потребления» и не выходят в международно-политическую плоскость. Даже наиболее актуальная сгуманитарной точки зрения проблема захоронений умерших в СССР японских военнопленных стала обсуждаться ссоветским руководством лишь с началом перестройки. К настоящему времени данный вопрос потерял своюзлободневную актуальность, поскольку принесены официальные извинения и предприняты меры по установлениюмест захоронений и увековечению памяти погибших. Вопрос же о вступлении СССР в войну в августе 1945 г.воспроизводится в научно-популярных и просветительских изданиях, оставаясь одним из доказательств того, чтояпонский народ является такой же жертвой Второй мировой войны, как и многие другие народы.

Что касается проблемы ответственности за военное прошлое, то на протяжении послевоенных десятилетий оназанимала периферийное место в общественном сознании Японии. Она становится более заметной лишь к концу XXвека, но деятельность поднимавших эти вопросы общественных организаций и политиков породила ответную реакциюсо стороны правых и ревизионистских сил, считавших, что Япония должна перестать бесконечно каяться запрегрешения прошлого. К настоящему времени по этому вопросу сложилось своеобразное равновесие: находящиеся увласти консервативные силы, как правило, не позволяют себе открыто ревизионистских высказываний, но при этомстараются не акцентировать проблему ответственности за военное прошлое.

Исследованы роль и место «дипломатии извинений» в отношениях Японии с КНР и Республикой Корея, в которых онапродолжает выступать важнейшим инструментом, регулирующим градус напряженности в условиях высокой ихконфликтности. «Дипломатия извинений» играла важную роль в послевоенной политике Токио по примирению свосточноазиатскими странами. Однако эта политика была не вполне успешной, во многом по причиненеудовлетворенности партнеров чересчур мягкими формами извинительной лексики японских официальных лиц, атакже недостаточной, по их мнению, степенью раскаяния. Многие из них продолжают считать, что полноценноепримирение с Японией невозможно, так как на официальном уровне там отсутствует однозначно отрицательная оценкамилитаристского прошлого, а послевоенное урегулирование отношений с ней проводилось без должной материальнойкомпенсации жертвам японской милитаристской политики.

В Японии же, наоборот, полагают, что официальных извинений, прозвучавших в послевоенный период, уже более чемдостаточно, что послевоенному поколению не за что извиняться, так как милитаристские лидеры были осужденырешениями Токийского трибунала и уже искупили вину всего народа, и что постоянное внесение вопроса обизвинениях в дипломатическую повестку основано на циничных политических расчетах и не имеет ничего общего споиском исторической справедливости. На этом фоне восстановление подлинно дружественных, добрососедскихотношений Японии со странами-соседями представляется в исторической перспективе маловероятным.

Таким образом, в последние годы наблюдается рост актуальности проблем исторического прошлого в отношенияхЯпонии со странами-соседями, обусловленный сочетанием ряда факторов, далеко не ограничивающихся региономСеверо-Восточной Азии: общим возрастанием конфликтности в международных отношениях, повышением значимостиинформационно-пропагандистского инструментария в качестве средства давления на другие государства, а такжевозрастанием значимости общественного мнения, эмоциональная реакция которого на вопросы историческогопрошлого может быть и инструментом в руках правительств, и автономной силой, способной создавать конфликты напочве исторических обид.

---

2019 год

Участники научного коллектива изучили историю и текущее состояние проблем исторического прошлого в отношениях Японии с Китаем, Тайванем, государствами Корейского полуострова и Россией.

Рассмотрение роли фактора исторического прошлого в японо-китайских отношениях позволило определить, какое место занимает историческая память в восприятии Китая японским обществом на современном этапе, показать, как формировался имидж Китая в Японии в послевоенные десятилетия и как проблема исторической памяти взаимодействует с другими противоречиями, накопившимися в японо-китайских отношениях, сделать оценку перспектив улучшения неблагоприятной ситуации во взаимном восприятии Китая и Японии.

Отдельно были рассмотрены малоизученные в отечественной науке проблемы развития Тайваня в период японского господства в 1895-1945 гг. Их изучение позволило сделать выводы о значительной роли японских властей в распространении западной модели образования, что, в свою очередь, служило распространению государственного языка не только в японский, но и послевоенный период. При этом к ностальгическим чувствам и осознанию того, что японская культура и традиции всё же трансформировали «культурный код» жителей бывшей колонии, тайваньцев в значительной мере подтолкнуло авторитарное правление китайской администрации под началом Гоминьдана после 1949 г. Можно утверждать, что тесное взаимодействие Токио с Тайбэем и сохраняющиеся до сегодняшнего дня тёплые отношения между японцами и тайваньцами связаны с раздвоенной самоидентификацией, которую последние приобрели ещё в колониальный период.

Рассмотрение проблем исторического прошлого в отношениях Японии и корейских государств сосредотачивалось, главным образом, на вопросах, связанных с различными аспектами колониальной экспансии и владычества Японии на Корейском полуострове в первой половине XX века. В частности, была исследована позиция Российской империи по вопросу о независимости Кореи в период непосредственно после Русско-японской войны 1904-1905 гг. Показано, что вплоть до смены курса российского правительства с приходом А.П. Извольского на пост министра иностранных дел в мае 1906 г. Россия, вынужденная признать преимущественные политические, военные и экономические интересы Японии в Корее, неизменно придерживалась принципа независимости и территориальной целостности Кореи, сохраняла приверженность курсу на непризнание соглашений, навязанных Японией Корее силой, и нарушающих верховные права корейского императора и пыталась сохранить хотя бы ограниченный его суверенитет, используя дипломатические средства.

Также была рассмотрена одна из самых болезненных в современных японо-южнокорейских отношениях проблем, оказывающая серьезное влияние на весь комплекс отношений между двумя этими странами – проблема сексуального рабства кореянок в японских военных борделях в годы Второй мировой войны (т.н. проблема «женщин для утешения»). Показано, как, несмотря на предпринимавшиеся попытки урегулировать этот вопрос, он так и не был решен и на данный момент не только остается существенным дестабилизирующим фактором отношений между Японией и Южной Кореей, но и создает реальную угрозу региональной стабильности в целом.

Значительное внимание было уделено проблемам, связанным с памятью о японском присутствии на Дальнем Востоке России накануне и в период Второй мировой войны, пограничных конфликтах СССР и Японии, а также наследием колониального господства Японии на территориях, ныне являющихся частью Российской Федерации. Был сделан вывод о том, что японское присутствие на Дальнем Востоке России в 1920 – 1940-е гг. сыграло немаловажную роль в развитии двусторонних отношений между СССР и Японией.

При этом показано, как, достигнув своего пика в годы Гражданской войны и иностранной интервенции в России, японское присутствие с 1922 г. неуклонно снижалось. Период межвоенного времени характеризовался постепенным ростом советско-японских противоречий, в значительной мере определивших вхождение двух государств в противостоящие военно-политические блоки. А репрессии конца 1930-х годов и советско-японские военные конфликты имели своим следствием почти полное исчезновение японских мигрантов в СССР, хотя отдельные японцы на территории Советского Союза все-таки присутствовали даже накануне и в начале Второй мировой войны.

Подробно рассмотрены вопросы, связанные с памятью о японском господстве на о. Сахалин в 1905-1945 гг. Известно, что в советские годы японский след в истории Сахалина замалчивался: на острове были уничтожены или разрушены большинство идеологических объектов, которые были символами губернаторства Карафуто. Однако начиная с 1990-х гг. российские историки проделали большую работу по сохранению и каталогизации остатков объектов идеологического и хозяйственного назначения периода Карафуто. И хотя факт японского присутствия на юге Сахалина не стал достаточно широко известным обычному россиянину, тем не менее сейчас вышеуказанные объекты являются достопримечательностью, этнографической редкостью и элементом локальной идентичности одного из российских регионов – Сахалинской области.

В самой Японии история губернаторства Карафуто на официальном уровне также не является объектом пристального внимания, так как это часть колониального прошлого, к которому в целом в стране сохраняется резко негативное отношение. Однако на уровне общественности, на уровне обычных граждан существует неподдельное и сильное любопытство в отношении губернаторства Карафуто. Причем это прошлое скорее является неотъемлемой частью самоидентификации японского общества, японского народа, нежели японского государства.

В ходе работы над проектом были подготовлено три главы в коллективной монографии «История российско-японских отношений: более двух веков сотрудничества и соперничества», которая была издана на английском языке в голландском издательстве Бриль. В этих главах был представлены анализ таких сложных и деликатных вопросов этих отношений, как проблематика первых контактов двух стран в XVIII – XIX веках, вопрос об участии Японии в интервенции на востоке России в 1918–1922 гг., а также территориальная проблема, включая ее истоки, развитие и современное состояние.

Подробно изучена проблема отражения военного прошлого Японии в политическом дискурсе современного японского государства. В частности, продемонстрировано, что в период пребывания у власти правительств в главе с Абэ Синдзо (2012-н.вр.) официальная риторика японского руководства постепенно эволюционировала в сторону ослабления акцента на ответственности Японии за агрессию в Азии и усиления репрезентации Японии как страны-жертвы войны.

Было показано, что вопросы исторического прошлого по-разному проявляют себя во внешнеполитических механизмах и процессах России и Японии. Образ Японии в послевоенном СССР не ассоциировался с «историческими обидами», так как послевоенное поколение советских людей уже не помнило о русско-японской войне, а японская интервенция в Сибирь и на Дальний Восток 1918 – 1922 годов не стала причиной негативного отношения к Японии на массовом уровне. К тому же считалось, что Япония, страдающая под пятой американцев, уже и так получила жестокий урок истории.

В настоящее время позиция России по единственной из нерешенных проблем исторического прошлого, проблемы линии границы, заключается в том, что решать ее необходимо на основе Декларации 1956 года. Однако перспектива передачи Японии двух Южно-Курильских островов в соответствии с условиями указанной декларации не пользуется популярностью среди российских граждан.

Что касается Японии, в ее общественном мнении преобладает отрицательное отношение к России, во многом связанное с оценкой ее роли во Второй мировой войне как страны, совершившей в отношении Японии агрессивные действия и отторгнувшей от нее ее исконные территории.Ощущение себя жертвой в данном контексте создает японцам чувство психологического комфорта и позволяет ослабить чувство вины в связи с агрессивной политикой Японии в Азии в годы Второй мировой войны.

Сделан вывод о том, что, осознавая те риски, которые таит в себе существенное ухудшение отношений с Россией в связи с различием позиций сторон по проблемам исторического прошлого, Япония в перспективе не станет раздувать территориальную проблему и иные «исторические обиды», тем более что перспектив их урегулирования уже практически не проглядывается.

---